 |
 |
|
|
Сергей Шаргунов. Левый поворот летней дороги. "НГ Exlibris", 4 августа 2005.
ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ ЛЕТНЕЙ ДОРОГИ
Русская литература: свобода передвижения
Лето - время путей.
Витязь на распутье. Вправо, влево, прямо и даже - вниз. Вслед за Данте и Алисой.
В эти месяцы наши сограждане много путешествуют. Меньше, чем бывало в иную эпоху, но все же… Все же кто-то, зубы сжав, под вой пурги складывает капиталец копейка к копейке. А теперь транжирит, отдавшись солнцу. И пригоршню последних монет бросает в соленую зеленоватую пучину…
Лето печет голову, зовет двигаться, менять пейзажи, и значит, главенствует уже не бытие (толщина кошелька), а сознание (накалившийся мозг). На собаках-электричках, с суковатой палкой, на угнанном мопеде мы несемся сквозь жару…
Ездить в дальние края и читать - занятия похожие. Чего уж говорить о "литературе про путешествия". Особенно острый эффект зеркальности подарит чтение на морском пляже "Хождения за три моря" Афанасия Никитина.
Путешествие в литературе всегда повторяло ситуацию исхода: храбрый капитан, добрая команда, а впереди их ждут опасности, и непременно отыщется негодяй-вредитель. Такие книжки здорово читаются, потому что в них говорится о покорении. Покорить туземную красотку или природный катаклизм, или, может, герои клад ищут…
До ХVI века литература воротила от социальности нос, брезговала в известном смысле. Посему идеальным чтением было нечто вроде "Анжелики" - всякому уважающему себя человеку просто оскорбительным показалось бы читать роман без гаремов, пиратов и невольничьих рынков, где героиню продадут, а герой ее потом вызволит.
Бальзак продемонстрировал тип вечного путешественника по социальной лестнице. Его движение не экстенсивно, оно направлено в вечный город и вечно вверх: мы встречаем Растиньяка в каждом из томов "Человеческой комедии" на разных стадиях богатства и светского признания. Путешествие, подобное Растиньяковскому, есть не просто постижение нового (или, напротив, чего-то давно знакомого и даже скучного, как вояжи Чичикова), это еще и путешествие внутрь себя. Внешнее - лишь декорация, импульс. Вопрос лишь в том, что ты сам хочешь найти?
Гоголь искал Россию как своего рода константу. Через злой и любящий психоанализ - открыть путь к идеальному социальному устройству. Само по себе путешествие в "Мертвых душах" - лишь уловка для занимательности. Лермонтов же, напротив, писал о путешествии как поиске смерти. Пейзажи, преодолеваемые Печориным, ампирно пышные и трагические - ведь чем дальше он углубляется в себя, тем многозначительнее предчувствие развязки.
Сложно удержать баланс между "прикольностью" и сердечностью. В настоящей литературе географические картинки и экзотические обстоятельства не могут быть самоцелью. И тогда писатель дает лево руля: бросает героя на колени, в страдания, в экстремальные условия, требующие внутреннего усилия. И таков не только "Зачарованный странник" Лескова, но и Остап Бендер, избитый, растерянный, среди льда и черной воды.
Русский язык построен на мелодии простора. Россия связана с тайной пространств. Если у нас отпадает какой-нибудь остров, то и подмосковный пейзаж вдруг тускнеет, скукоживается, мельчает. Не замечали? Но крепость наша все же не конкретные населенные пункты, а полет души. Поэтому непроходимые безумные дороги страны гордо сходятся где-то в районе Красной площади. Поэтому Пушкин всегда был легок и силен, как птица, как только что вернувшийся из "кругосветки", хотя ни разу не был выпущен за рубеж.
Недавно я побывал в Севастополе и Киеве, во Львове и на горе Говерла, в Твери и на Карельском перешейке…
Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...
Да что - давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...
И вот что я вам скажу: вокруг - ярко, но, право, можно остаться и дома. Или даже сидеть в тюрьме. И все равно путешествовать. Читать и писать.
Источник: НГ Exlibris
| |
|
|
